американскую политику, никто не был признан виновным. Никто не потерял работу и не попал в тюрьму. Никто, кроме российского чиновника, даже не получил полного представления о механизмах финансирования и о том, куда делись все пропавшие миллионы.
На современный взгляд, это вполне объяснимо. В конце концов, покупка Аляски сегодня признана одним из величайших успехов американской внешней политики: покупка территории за копейки, которая укрепила американскую мощь, американские финансы и американское влияние так, что они до сих пор окупаются. Но это было и нечто другое: история, уроки которой, не в последнюю очередь касающиеся иностранного лоббирования (и подкупа) американских чиновников, были быстро забыты. И это была формула, которая в последующие годы будет становиться все более и более знакомой - и которая в ближайшие десятилетия проникнет из иностранных правительств непосредственно в сам Белый дом.
Несмотря на всю грандиозность скандала, американцы в большинстве своем пожали плечами в ответ на обвинения и разоблачения, связанные с покупкой Аляски. И не без оснований. Потому что к началу 1870-х годов русский агент, тайно направляющий американскую внешнюю политику и осыпающий Вашингтон секретными платежами, был всего лишь одним из гораздо более широкого спектра лоббистских скандалов, пропитавших Вашингтон.
На самом деле, именно сразу после скандала на Аляске появилось слово "лоббирование". Поскольку президент Улисс С. Грант теперь находился в Белом доме, растущие американские промышленные интересы уловили возможность. Эти бизнесмены знали, что Грант имел привычку в перерывах между президентскими визитами заходить через дорогу от Белого дома в новое, просторное здание под названием Willard Hotel. Там Грант проходил через просторный вестибюль с колоннами и садился за круглый бар отеля, чтобы насладиться напитком. Неизвестно, сколько напитков выпил Грант - в его мемуарах, к сожалению, не рассказывается о президентских годах, - но, выпив, Грант возвращался в Овальный кабинет, чтобы продолжить восстанавливать расколотую страну.
Но во время этих прогулок Грант был не один. Как пишет Зеттер, автор самого известного учебника по лоббированию, "те, кто хотел повлиять на Гранта, собирались в холле отеля Willard и пытались привлечь внимание великого человека". Тем лучше, думали они, "поднимать конкретные вопросы, вызывающие беспокойство". 20 Приставая к президенту и приклоняя его слух, эти люди могли бы отстаивать интересы своих клиентов. Может быть, это были железнодорожные концерны, которым требовалось утвердить новый маршрут. Или промышленники, которым требовалось ввести новый тариф. Или банковские конгломераты, которым требовалось ослабить или ограничить федеральную политику в отношении золота, или что там требовал день.
Всегда что-то находилось. И всегда находилось что-то, с чем Грант мог бы помочь. А если президент немного выпил, тем лучше.
Грант ненавидел эти минуты, которые он проводил в вестибюле "Уилларда", пытаясь просто найти дорогу к выпивке или от нее. Все эти люди были стервятниками, пытавшимися вырвать у него желаемую политику, все канюки, стремившиеся выторговать очередную услугу, и все это от имени своих клиентов.
По словам Гранта, они представляли собой группу "лоббистов", готовых наброситься на президента, когда бы тот ни зашел в Уиллард. "Ползая по коридорам, протаскивая свою склизкую длину от галереи к залу заседаний комитета, наконец, он лежит, вытянувшись во весь рост, на полу Конгресса", - так описывала его одна из современных газет, "эта ослепительная рептилия, эта огромная, чешуйчатая змея лобби". 21
Опять же, подобные попытки давления на политиков не были чем-то новым. "Лоббизм существует с незапамятных времен, и, безусловно, есть основания утверждать, что лоббирование - одна из старейших профессий в мире", - пишет Зеттер. 22 Но к моменту президентства Гранта лоббизм превратился в нечто гораздо более организованное, чем его предыдущие разновидности, и в нечто, гораздо более близкое к его современному эквиваленту. Подобно корпоративным структурам, возникавшим в других странах, - холдинговым компаниям, подставным корпорациям, инструментам перевода бизнеса на периферию, - лоббирование в Америке после Гражданской войны становилось чем-то узнаваемым. При Гранте лоббизм окончательно вошел в свою колею.
Не то чтобы все были их поклонниками. Как писала газета The Nation, эти новые лоббисты были людьми, "которых все подозревают... и к услугам которых те, кто рассматривает законопроекты в законодательном органе, прибегают только как к неприятной необходимости". 23 Другими словами, они становились необходимым злом - средством достижения цели, даже если мало кому нравилось их присутствие.
Но прошло совсем немного времени, прежде чем эта "неприятная необходимость" проявилась гораздо более катастрофично. Вскоре после скандала на Аляске разразился новый, более мрачный скандал, который привел непосредственно к первому геноциду, авторами которого стали иностранные лоббисты, и который до сих пор остается практически незамеченным американцами.
В начале 1880-х годов, когда европейские империи отрезали от Африки одну страну за другой, заявляя о своих правах на колонизацию, невзирая на человеческие жертвы, одна небольшая европейская страна присмотрела себе участок континента, чтобы назвать его своим. Для Леопольда II, изможденного, с топорным лицом короля Бельгии, бассейн Конго стал бы идеальной колонией для его страны. Он простирался почти на миллион квадратных миль и таил в себе бездонные богатства, а поскольку более воинственные соседи Леопольда уже претендовали на право управлять соседними регионами Африки, бельгийский король хотел получить свой кусок.
Но Леопольду понадобится помощь. Он не мог рассчитывать на то, что его мизерная бельгийская армия сможет отбить у более могущественных соперников. Да и жители бассейна Конго вряд ли согласились бы на присутствие далекого суверена, нацеленного исключительно на разграбление региона. Чтобы претендовать на Конго, Леопольду придется проявить изобретательность.
Поэтому бельгийский король разработал план. Вместо того чтобы полагаться на собственные вооруженные силы, Леопольд обратится к маловероятному союзнику: Америке. В частности, Леопольд решил, что если он добьется американского признания права Бельгии на управление Конго, то другие европейские державы не станут оспаривать его претензии. Америка могла бы эффективно выступать в качестве посредника, поддерживая Бельгию против всех желающих. Но как Леопольд мог убедить Вашингтон в том, что именно он должен распоряжаться жизнями десятков миллионов жителей Конго?
На ум пришел один человек. За несколько лет до этого Леопольд подружился с американцем Генри Шелтоном Сэнфордом, который в 1860-х годах служил послом США в Бельгии. Неброский бизнесмен, заинтересованный в основном в спекуляции землей и строительстве жилья, Сэнфорд также представлял себе именно такую колонию, которую Леопольд хотел построить в Конго. И он хотел помочь. По его мнению, он мог стать человеком короля в Вашингтоне, убеждая американских законодателей поддержать конголезскую стратегию Леопольда и убедить Америку фактически подарить Конго Бельгии.
Король согласился. Сэнфорд мог быть рупором Леопольда в Вашингтоне. Никто не должен был знать об
